– Но даже если он столь хитроумно приведет нас к своему тайнику среди планетоидов – как он сможет что-то перегрузить без нашего ведома? И вообще проделать это с нами на борту?
– В том-то и дело, – Радист наклонился ко мне, нарушив вертикальное положение. – Ты ел яичницу? Я все выплюнул! Чай кипячу у себя на спиртовке. У меня есть немного сухарей и консервированной говядины.
– Это уже какая-то паранойя! – возмутился я, а затем, почесав коротко остриженный затылок, поинтересовался: – Гм… а кто сегодня готовит?
– Инженер.
Мы состроили несерьезные лица и тут же рассмеялись.
– Знаю, знаю, – он развел руками. – После нескольких недель в рейсе с каждым такое бывает. Команда «Калигулы», говорят, каждый час делала анализы крови, убежденная, что к ним проник некий таинственный вирус, а на «Юстине XI» устраивали регулярные допросы и пытки; черт его знает, не тем ли же самым кончила «Санта Клара».
– Нужно как-то разрядить обстановку. Мы с Капитаном и Первым пилотом знаем друг друга уже много лет, но остальные…
– Да-да, брат против брата, и нарастающий страх в тиши ночных вахт, тень заговора в звездах на экране…
– Сейчас мы все разделимся, и начнется…
– Тихо!
– Что?
Радист наклонил голову, прислушиваясь. Я напряг слух – ничего. Он подплыл к двери, повернул колесо винтового запора, толкнул – раздался протяжный, то и дело захлебывающийся вой сирены ручной тревоги. Автоматическая тревога означала бы разгерметизацию корабля или угрожающую жизни аварию реактора; ручную тревогу мог включить только командир, его заместитель или вахтенный офицер. Мы помчались в рулевую рубку, натыкаясь на стены, углы и обнаженные челюсти переборок. Забрызганные старой краской тревожные лампы мигали красным и желтым, а где-то в потрохах «Бегемота», в машинном отделении или на сцепках креплений контейнеров, металл грубо терся о металл, генерируя визг и писк, от которых истерически содрогалась туша корабля. В командном коридоре мы столкнулись с Электронщиком – с превратившимися в бесполезные комья бинтов руками он застрял в узком месте, растопырив конечности, будто пораженная током морская звезда. Радист потащил его за подтяжки.
В рулевой рубке мы застали обоих пилотов; пристегнутые противоперегрузочными ремнями к высоким креслам, они наблюдали за изображениями на главных экранах. Освещение в кабине было выключено, свет исходил только от распределительных пультов и звезд на экранах. Я на ощупь пристегнулся к креслу слева.
– Где Капитан?
– Там, – ответил Первый пилот, показывая трубкой на верхний экран. Кто-то тем временем выключил сирену, и я услышал вырвавшийся из их легких тяжелый вздох, свидетельствовавший о немалом облегчении или столь же немалом напряжении. На экранах виднелась освещенная солнцем оболочка «Бегемота V», и там, в космической пустоте, гнались друг за другом человек, человек и машина.
«Бегемот V» – грузовой корабль класса «Помпеи», построенный на основе массовиков-толкателей прошлого века, то есть основная партия товара не размещается во внутренних трюмах, но корабль толкает ее перед собой. Из-за профиля противометеоритной защиты и стандарта сцепок, которые должны удерживать груз даже при векторе ускорения в двадцать «же», притом прилагаемого в самых разнообразных направлениях, вся конструкция напоминает толстый автоматный патрон или обрезанную на две трети сигару. С нынешним грузом «Бегемот» имел в длину триста девяносто семь метров, из которых свыше трехсот составляли контейнеры; за ними, под креплениями и кольцами антенн, скрывался корпус самого «Бегемота» (сто тридцать пять тысяч метрических тонн массы покоя), завершавшийся готической путаницей труб, резервуаров, радиаторов и дюз. Противоположный конец корабля венчали экраны противометеоритной защиты, которые меняли каждый раз перед сходом с портовой орбиты, в зависимости от предполагаемой траектории полета. Команды обычно размещают на их черных дисках характерные для того или иного корабля пиктограммы. Мы со времен катастроф на Ио рисовали белую башку одноглазого снеговика.
От этого снеговика (невидимого) к выгнутым в форме эллипса дюзам (видимым лишь частично), по контейнерам и связывавшим их регулировочным тросам тяжелой, неестественной поступью магнитных башмаков перемещались три силуэта. За ними в сторону правого борта ползли большие пятна теней. Силуэт посередине не имел головы и бежал быстрее всех. Мы молча наблюдали за погоней, не в силах что-либо сделать и что-либо сказать. Второй пилот мог лишь пытаться подстраивать резкость и приближение картинки с камеры на кормовом телетакторе. Ближе, дальше, ближе, дальше.
Черно-белые кадры рассказывали историю беззвучного спринта в смоле. Убегал Навигатор, за ним бежал Марабу, а за Марабу – Капитан. Помню, я сразу подумал – Навигатор убегает. Хотя могло быть и иначе, все могли убегать от чего-то другого, невидимого, или все могли что-то преследовать. Но последние дни, их атмосфера, разговоры с Радистом и мои собственные догадки внушили мне столько подозрений и страхов, что не осталось сомнений – вот почему он заперся в каюте!
Марабу неумолимо настигал Навигатора, расстояние уменьшалось с каждым прыжком автомата. Навигатор обернулся – что в тяжелом космическом скафандре требует движения почти всем туловищем, – после чего выключил магниты, и на следующем же шаге его отбросило от металла в космос под углом в тридцать градусов. Только теперь для меня стал очевидным весь абсурд этой погони: куда можно сбежать с космического корабля на середине рейса между планетами, которые разделяет почти миллиард километров? А если Навигатор в самом деле хотел сбежать окончательно и бесповоротно, он мог в любой момент открыть шлем. Что тогда? У него где-то тут спрятана собственная карманная яхта? Мы с Радистом переглянулись.
Навигатор удалялся от «Бегемота» с постоянной скоростью; циферблат бокового радара показывал 35, 38, 40, 43 метра.
Когда стрелка дошла до 55, произошли одновременно два события: Навигатор внезапно изменил направление вектора полета, а Марабу стартовал к нему, таща за собой закрепленный на ребре гидравлической системы трос. Все так же происходило в полной тишине, черно-белый кадр за кадром.
Человек в светлом скафандре и темно-серая машина разминулись на несколько метров. Марабу, видимо, снова выстрелил из внутреннего сопла, поскольку тут же свернул следом за Навигатором – и налетел на него с широко распростертыми лапами, врезавшись в туловище безголовым бронированным торсом и едва не раздавив человека в объятиях. Трос натянулся. У другого его конца на ребре стоял Капитан.
Марабу выстрелил в третий раз и повернул вместе с отловленным Навигатором к «Бегемоту». Капитан медленно наматывал трос на руку. Прежняя спешка и напряжение бесследно исчезли; все закончилось.
Все – но что именно?
Второй пилот показывал что-то на верхнем графическом экране. Там рассчитывались замысловатые траектории. Я вспомнил внезапную перемену вектора Навигатора. Главная траектория шла именно от той дельты. Зная массу Навигатора в скафандре и последующий вектор его ускорения, можно рассчитать движение отброшенной массы – но если она была настолько мала, что мы вообще не заметили ее на экранах, сколь велика будет ее составляющая скорости? Я подплыл ближе к экрану.
Первый пилот громко продул чубук, нарушив тишину.
– Он стрельнул из сигнального пистолета.
Позади главной траектории каждые три секунды обновлялись пучки шедших по касательной кривых. Я ткнул пальцем в монитор.
– Зачем это?
Первый пилот махнул трубкой в сторону Радиста.
– Даже если бы он сейчас сумел добраться до радио, что толку?
Радист потер усы.
– Он зарядил пистолет радиобуем. Да? Он знал, что Капитан за ним придет, и поставил таймер с большим опережением, для надежности.
– Буем?
Радист показал на пальцах.
– Вот такой, не больше. Я тебе не показывал? Выпустит солнечную завесу и начнет передавать. Наверняка шифром.
Я снова повернулся к главным экранам. Марабу с Навигатором уже приземлился на обшивку корабля; автомат вел Навигатора к шлюзу, обмотав тросом его туловище. Капитан шагал следом за ними. «Бегемот V» тем временем развернулся вдоль продольной оси настолько, что из-под горизонта корабля выплыла – будто океанский прибой – волна абсолютной тьмы; все трое маршировали в ее мрак. Над ними предостерегающе мерцали звезды.